Екатерина II, Германия и немцы - Клаус Шарф

Отталкиваясь от этой инструкции, Ключевский убедительно показал связь учреждавшейся комиссии с как правительственными, так и частными, даже тайными учеными обществами, возникавшими в 1780-х годах вокруг Московского университета. В этом собрании он видел прежде всего непосредственного предшественника учрежденного в 1804 году Общества истории и древностей российских[702]. Однако до сих пор неизвестно, смогло ли это собрание вообще состояться, как оно выполняло данный ему наказ, кто входил в него и как оно работало. На основе поступивших к Екатерине выписок, составленных Барсовым и Чеботаревым, историки делали вывод о принадлежности последних к «историческому собранию» под руководством Шувалова; другим доказательством его существования служило активное участие Чеботарева, в 1804 году – ректора Московского университета, в учреждении нового Общества истории и древностей российских наряду с Николаем Михайловичем Карамзиным[703]. Cуществует, однако, одно неразрешимое противоречие: на момент издания в конце 1783 года инструкции, вменявшей в обязанности собрания исследование, главным образом, раннего европейского Средневековья и даже древней истории, императрица уже опубликовала часть своих Записок, освещавшую этот период. Это не согласовывалось с инструкцией, но не противоречило интересам автора, сильно продвинувшегося в своих изысканиях, поскольку сохранившиеся выписки Барсова и Чеботарева касались преимущественно русской истории XIII–XIV веков[704].

Третьим решением, обеспечившим продолжение дела Миллера, был заказ на составление школьного учебника по истории Русского государства, поступивший к его ассистенту Штриттеру в октябре 1783 года[705]. Так как уже 20 февраля 1784 года Комиссия об училищах сообщила Штриттеру о высочайшем разрешении на публикацию учебника[706], то, с одной стороны, можно предположить, что учебник на немецком языке был подготовлен и выверен еще несколькими неделями раньше. С другой стороны, протеже Миллера с удивлением и огорчением говорил впоследствии о том, что не обнаружил в фонде своего патрона никаких подготовительных материалов по истории России, за исключением исторических таблиц. Более того, он жаловался, что для учебника ему пришлось собирать все сведения из летописей самому[707]. Учитывая это, нельзя, конечно, принять как данность, что он взялся за исследования и составление учебника, как только получил заказ на него, то есть незадолго до смерти Миллера. В последний день своей долгой жизни императорский историограф сообщал секретарю императрицы Олсуфьеву, что «комиссия об учреждении народных училищ при Сенате поручила одному из нас (а именно г-ну асс. Штриттеру) […] составить краткую историю для употребления в школах»[708]. Очевидно, директор Московского архива Коллегии иностранных дел рассматривал поручение, данное ему комиссией в конце 1782 года, как дело, объединяющее всех сотрудников архива, а сам, чувствуя приближение смерти, сообщил, как и полагалось начальствующему, императрице и ее окружению имя лично ответственного за общий труд преемника.

Из всех поручений, которые взвалили на Миллера императрица и Комиссия об учреждении народных училищ в 1782–1783 годах, историк выбрал для себя подготовку к изданию Истории Татищева, выделив самой Екатерине Барсова и Чеботарева для помощи в ее исторических изысканиях в конце 1782 года. Возможно, в силу своей ответственности и осмотрительности он поручил составление учебника заботам Штриттера еще раньше, а в преддверии конца позаботился, видимо, об официальном признании Комиссией о народных училищах своего ассистента автором учебника. Поэтому Пыпин ошибся, предположив, что Штриттер начал работать над учебником лишь после получения официального заказа. Однако его главный тезис возражений не вызывает: в Записках Екатерины, по крайней мере в их части, написанной в 1783 году, авторство Штриттера исключается[709].

Именно заказ Комиссии о народных училищах в последний год жизни Миллера привел к цейтноту в его занятиях, если не к хаосу. Комиссия же не просто выжидала, чтó напишут работающие для нее авторы, а фактически навязывала им свои требования. В том же 1783 году неутомимый Янкович, ничего не оставлявший на волю случая, составил наряду с другими многочисленными учебниками и пособиями План к сочинению Российской истории для народных училищ в Российской империи[710]. Конечно, его ориентированный на воспитание патриотизма учебник предусматривал повествование о смене правителей, указание на достопамятные и высоконравственные примеры из истории. Однако опытный реформатор требовал прежде всего строгого изложения, первенства актуальных познавательных интересов и авторской дисциплины в достижении конкретных учебных целей. Так, в отличие от автора инструкции собранию «для составления записок о древней истории», он считал, что период до основания Русского государства Рюриком в 862 году достаточно описать вкратце, настоятельно рекомендовав отказаться от критики источников и освещения ученых споров в учебнике. Зато предложенный Янковичем перечень вопросов для освещения в нем во многом перекликался с современной ему наукой политической истории, имевшей серьезную статистическую составляющую, – с «учением о силе государств»[711]. Учащимся нормальных школ предстояло узнать, из чего складывается могущество государства, что ему выгодно, а что наносит ему урон, какими природными ресурсами оно располагает, насколько «государство» ослабляют разделы, какие народы извлекают из этого выгоды и в чем здесь состоит ущерб России. При составлении учебника рекомендовалось уделить внимание религии, общественному устройству, нравам, образу жизни и занятиям людей, проследить перемены, происходящие в общественной жизни, и указать их причины. Вопреки апологетической историографии, Янкович даже приложил усилия к тому, чтобы поэтапно поведать о прогрессе цивилизации и культуры, модернизации Российской империи: почему «россияне» «толь поздно» получили образование, какие институции в империи служат к распространению веры, наук, торговли, военного искусства и законов на благо человечества, как и когда возникли фабрики и мануфактуры, какой вклад внесла Россия в развитие искусств и в изучение естественной истории.

Советскому историку Сергею Леонидовичу Пештичу, автору обширного обзора русской историографии XVIII века, принадлежит заслуга в привлечении внимания к Плану Янковича. Однако в то же время историк предположил, что новаторский текст, принадлежавший перу этого «видного деятеля европейского просвещения», не понравился Екатерине. Во всяком случае, она потребовала от председателя Комиссии о народных училищах, своего бывшего фаворита Петра Васильевича Завадовского, чтобы Янкович переработал свой План. Особенно недовольна она была периодизацией и требовала более строгой ориентации на свои собственные сочинения, выводы которых, по словам Пештича, были «несравненно более скудными и односторонними»[712].

Однако Пештич упустил из виду одну проблему: с конца 1782 года над текстами, которым – отметим это – предстояло стать основой для уроков истории как в императорской семье, так и в новых нормальных школах, работали по крайней мере три автора: императрица, Миллер (или Штриттер) и Янкович. В любом случае, во избежание нарушения принципа единства действий руководства вообще и «единообразия» школьной реформы в частности, предстояло согласовать проекты между собой[713]. Прежде всего, были, безусловно, недопустимы расхождения в периодизации истории России. А поскольку, с другой стороны, значительная часть Записок Екатерины к концу 1783 года была уже опубликована, то по сравнению с Янковичем и Штриттером на ее стороне было не только императорское достоинство, но и преимущество во времени. Также не следует обязательно говорить о чрезмерном авторском тщеславии Екатерины, если она все же рассчитывала, что ее труды будут приняты всерьез.

Отметим затем, что реакцию императрицы на План Янковича вовсе нельзя назвать просто авторитарным отказом. После года интенсивной работы над Записками, в декабре 1783 года, она поведала Гримму, что перераспределение обязанностей после смерти Миллера позволяет ей самой изменить направление своих исторических изысканий. Поскольку сотрудники Миллера в Московском архиве Коллегии иностранных дел заняты подготовкой истории для нормальных школ, которая будет лучше ее собственной, она сама может ограничиться составлением «резюме» (récapitulation) для каждой эпохи[714]. Тут же, на примере «второй эпохи» истории России, датируемой ею с призыва варягов в 862 году до середины XII века, приводилcя каталог из восьми пунктов, в соответствии с которыми императрица предполагала распределить материал, выстроив каталог по проблематике: